– Он мертв!
– Я знаю. Попробуй.
Девушка без всякой надежды подошла к ребенку, положила руки на тело и… не почувствовала ничего. Ее жизненной энергии не во что было вливаться.
– Здесь пусто. Он уже не является сосудом!
Жнец подошел к девушке.
– Ты знаешь, твоя девочка тоже не существует! Только он – уже. А она – еще.
– Я тебя по-прежнему не понимаю… – головокружение началось одновременно с легким приступом тошноты…
– Не ускользай. Я тебе объясню.
Поймав себя практически на границе реальности, девушка заставила себя вслушаться в его слова.
Лист был жнецом. Вневременный, который должен был выйти из кокона – его сын Вайя. Точнее был бы им, если бы жнец вовремя его туда поместил. Однако он этого не сделал, поддавшись на уговоры любимой супруги, которая заранее оплакивала потерю первенца все девять месяцев, нося его под сердцем, ведь такие дети изначально были лишены выбора и не могли жить, не вобрав в себя множество чужих нитей. В итоге, новорожденного было решено спрятать от Стражей-хранителей, которые следили за тем, чтобы все выполняли возложенные на них миссии. Спрятать ребенка удалось, только отдав ему некоторые из своих собственных нитей, лишив себя и ближайших родственников некоторых шансов. Но они не считали это большой платой за жизнь ребенка. Все было нормально до тех пор, пока не подошла пора ребенку выходить из кокона. Только вот кокон из чужих вероятностей был пустой, нити постепенно сплавлялись в один тугой комок, пропитываясь сами в себя. А ребенок жил спокойно, не зная о своем предназначении. Все было хорошо, пока не наступил день семилетия Вайи, когда паутинка реальности начала потихоньку трещать. Жнец ничего не мог с этим поделать, а не наученный вневременный, вместо того, чтобы скользить по линиям вероятностей, начал потихоньку проваливаться из этой реальности в неведомое. В итоге, оказавшись ночью в лесу, он попал в зубы волкам, которые со всей страстью хищного животного попытались освободить землю от несуществующего мальчика. Найдя его по оборванным чужим нитям, которые так и не смогли сплести новую реальность для мальчика, Лист принес его домой. Для него слухи о проезжающих по этим краям девушке-лекаре и странном молодом мужчине стали подарком, и, найдя точки пересечения, он отправился на перехват.
Выслушав всю эту недлинную историю, Аурелия не могла понять только двух вещей: первое – чем она может в этой ситуации помочь ребенку, и второе – при чем тут такая же несуществующая белокурая девочка, которая уже дважды являлась ей в видениях?
Впрочем, Лист не торопился давать ответы, а, может, их у него просто не было. Он всего лишь просил о помощи.
Судя по всему торопить девушку никто не собирался, Аурелии дали время придумать способ спасти ребенка, предварительно вкусно ее накормив. Почти привыкнув питаться на постоялых дворах пресной кашей или такой же невкусной похлебкой, девушка, наконец, сытно поела и согрелась. Никто больше ее ни о чем не спрашивал, но молчаливо глядящая на нее с мольбой мать ребенка все же не давала Аурелии расслабиться до конца. Чувствуя себя полной сил девушка, однако, не находила в себе никаких идей по поводу спасения ребенка. Но все окружающие, очевидно, не сомневались в том, что у нее получится вернуть ему жизнь. Смущало другое, Аурелия, прикасаясь к нему, ощущала пустоту, холод, что-то без дна. Как будто никакого количества ее или чьих бы то ни было других сил не хватит заполнить бездонную тишину внутри ребенка. Для этого нужно было что-то другое, и что именно это могло быть ускользало от ее понимания…
Зима дарила ранний морозный вечер, но, сидя у окна внутри чужого дома, Аурелии было тепло и удивительно спокойно. Все вопросы куда-то улетели, и тишина внутри успокаивала. Приглушенные голоса сидящих за столом людей вызывали какие-то смутные воспоминания, и она почти забыла о мертвом ребенке без собственных линий, ведущих в будущее, который лежал в комнате на втором этаже. Внезапно в голове у Аурелии возник вопрос: «А как он вообще до сих пор существовал, как ему отдали нити, не пропитав ими?».
Лист объяснил девушке, что вневременный не имеет собственных нитей, погруженный в кокон, он впитывает чужие, их должно быть очень-очень много, чтобы подарить ему возможность жить без влияния настоящего, но он перестает быть человеком, теряет свое имя, теряет любые чувства, точнее они не формируются в его душе, которая сама становится временем. Именно поэтому в ней нет места любви, потому что самого понятия такого, как «место» внутри него нет. Сложно было уже сказать, на что рассчитывал Лист, зная все это, но отнять младенца у мечущейся в послеродовой горячке молодой женщины он не смог. Какое отчаяние помогло ему прикрепить ребенку свои собственные нити, чтобы связать его с этой реальностью, сложно было даже представить. Но удержать его здесь надолго не могло ничто.
Аурелия слушала жнеца и думала о себе. Как она здесь оказалась, куда ведут ее нити, с кем связывают, когда оборвутся… Надолго ли она сама задержится в этой реальности, или в ее случае потрудился кто-то куда более сильный, чем она сама, и ее изменение – постоянно. Воспоминания о доме, далеком времени, почти не реальном, оставшемся в ее памяти яркими сюжетами праздников, вдруг вспыхнуло в сознании… и погасло… И как после того, как гаснет экран, рождается понимание, так и Аурелия вдруг поняла, что если в этой реальности для ребенка нет места, то может быть попробовать зайти с другой стороны? Но для этого ей нужен был огонь…