…Все, что не посчитано – не существует! Это – главное правило счетоводов. Они считают все, что видят, и это позволяет выстраивать в их мозгу связи, цепи событий и явлений. Каким-то образом эти связи воплощаются в мир, удерживая его целостным. Каждый счетовод живет на вверенной ему территории, и, считая все по много раз, скрепляет окружающую действительность сильнее с каждым пересчетом, из-за чего она становится все более и более материальной и стабильной. Делать это они должны постоянно, иначе ткань вселенной может прохудиться и расползтись, как старая тряпка…
«Забавно, всю жизнь считать все, что видишь, – подумала Аурелия, откладывая книгу, – интересно, есть ли у них в голове еще какие-то мысли, кроме цифр?». Впрочем, подошло время ужина, и настойчивые напоминания об этом голодного организма, мешали ей сосредоточиться на чем либо еще.
Аурелия постучала в комнату Айи, и вскоре обе девушки спустились к ужину. Этот постоялый двор мало чем отличался от всех предыдущих. На этот раз они расположились за большим столом в нижнем зале, и девушки, придя раньше остальных, увлеченно продолжили начатый разговор. Аурелия была рада тому, что Айя, наконец, перестала их сторониться, и постепенно раскрывалась. Сейчас, рассказывая какую-то забавную историю, она и впрямь походила на маленького смешливого ребенка, озорные огоньки в глазах которого, казалось, плясали без устали.
Девушки громко смеялись и не замечали ничего вокруг. Верес, спустившийся вслед за ними, с удивлением отметил про себя, насколько же они похожи. По идее в этом не было ничего удивительного, учитывая родство, но ранее их лица были изменены разными тяготящими их чувствами и мыслями, а теперь, лишенные казалось этого бремени, они обрели гладкость и легкость, еще больше подчеркивающие сходство. Как будто с холста убрали все лишние краски и пятна, и он предстал перед взорами чистым и настоящим. Верес невольно залюбовался такими похожими девушками, молча сел и, улыбаясь, попытался вслушаться в разговор, однако разобрать что-то кроме обрывков фраз и веселого смеха он не мог, поэтому просто наблюдал за переливами цветов в их глазах, которые говорили ему куда больше, чем все слова вместе взятые.
Вскоре спустился Лист, на него девушки произвели похожее впечатление, поэтому еще некоторое время за столом слышался только женский смех. Еда в этот вечер казалась всей компании на удивление вкусной, пиво – пьянящим, а вечер – приятным.
Вернувшись в свою комнату, Аурелия все еще продолжала улыбаться. Впереди была долгая ночь, обещавшая подарить бодрость поутру. Девушка неспешно расстилала постель, поглядывая в темное окно, и напевала тихонько какой-то давно забытый мотив, когда услышала тихий стук в дверь. В полной уверенности, что это Айя, девушка открыла ее. На пороге стоял незнакомый мужчина в темном плаще, пыль в его голосе выдавала принадлежность к путникам, но ранее девушка с ним не встречалась.
– Твое время здесь заканчивается, меняй путь, – он сказал это быстро и четко, резко развернулся и стремительно зашагал прочь от двери. Не ожидавшая такого девушка растерялась и не успела ничего переспросить. Хмель быстро выветрился из головы, и ей стало страшно. До сих пор путники не ошибались.
Через несколько минут тщетных попыток успокоиться, Аурелия не придумала ничего другого, как постучать в дверь Вереса, но ей никто не ответил. Расстроенная и растерянная девушка подошла к другой двери, но подумав, что не стоит беспокоить остальных, вернулась в свою комнату. Нехорошие предчувствия давили, сдвигая стены и лишая возможности свободно дышать.
Крепко привязанная к столбу девушка с ужасом оглядывалась вокруг, но видела только искаженные ненавистью лица людей, плотным кольцом обступивших костер, пламя которого уже начинало лизать ее ноги. Их ненависть обжигала сильнее пламени, но она четко понимала, что ничего плохого им не сделала. За что же они ее так ненавидят? В руках у толпы были вилы и косы, какие-то палки, которые могли бы быть оружием. Но против кого? Против беззащитной девушки, крепко привязанной к деревянному столбу? Ей было отчаянно страшно и больно. Больно от огня, от ненависти окружающих, от чувства предательства и потери. Лишь одно чувство могло принести ей облегчение, но оно не приходило – это была уверенность в том, что скоро это все закончится, жизнь – конечна, и это – ее последняя некрасивая и болезненная точка. А что за ней?
Девушка начинала задыхаться, запах оплавляющейся плоти начал разноситься по воздуху, вызывая тошноту. Обжигающая нестерпимая боль поднималась вверх, захватывая все больше и больше участков ее тела.
Она посмотрела вниз сквозь слезы и увидела все сильнее разгорающееся пламя, уничтожающее все на своем пути, уничтожающее ее. Аурелия пыталась вырваться, но крепкие веревки лишь сильней впивались в израненное тело, впрочем, по сравнению с остальным это было неважно. Как загнанный зверь, бьющийся в предсмертных конвульсиях под вопли озверелой толпы, девушка извивалась в бессильных попытках избавиться от пожирающих ее боли и страха.
Аурелия вскочила с кровати вся в слезах. Было ранее утро, солнце едва поднялось над горизонтом, но даже оно казалось нестерпимо обжигающим. Аурелия отошла от окна и взяла в руки тетрадь. Она уже привыкла верить своим видениям и своим снам. Раскрыв тетрадь дрожащими руками, и собираясь записать в нее свой сон, Аурелия вдруг поняла, что не может этого сделать. Вместо этого она написала рифмованное послание, как будто хотела попрощаться с Боргом своими собственными мыслями, своими собственными словами.